Гвейн Гамильтон - Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих
Should I stay or should I go…
Совесть не дает мне покоя, считаю своим долгом всех предупредить: не приезжайте в Канаду, вам не понравиться здесь, если вы русские. И среди русских люди есть разные, конечно, но даже те, кому нравится, не нравится. Жалуются, а потом говорят: нет, Канада прекрасная страна, мы не жалеем, что уехали, хотя здесь полный отстой во всех отношениях. Но особенно в том, что касается людей. И медицины. И культуры. И языка.
Поэтому не могу больше молчать, хочу всех предупредить: не приезжайте в Канаду, не понравится вам.
Каждый, за исключением может двух-трех человек за всю историю, доходит до момента, когда его новый язык и культура становятся ему ненавистны. Когда я только вернулся в Канаду и работу искал, в «Обществе для Новых Иммигрантов» («ОНИ») в Ванкувере говорили об этой ненависти приезжих, связанной с канадской культурой. Существует пять, говорили «ОНИ», стадий, и ненависть эта, по их мнению, обычно начинает проявляться на третьей стадии.
Правильно говорят, конечно, знают свое дело, но все же я хочу выдвинуть альтернативную схему для рассмотрения в «ОНИ», потому что им не приходилось часто иметь дело с русскими. В одном я согласен: ненависть в полной мере не проявляется до третьей стадии, в этом «ОНИ» совершенно правы.
Вот. По данным «ОНИ» на первой стадии люди испытывают что-то вроде эйфории. Все в новой стране проживания кажется блестящим, красивым, прекрасным, культурным. Возможно, так действительно бывает и у китайцев, филиппинцев, гаитян и т. д. А по моим данным русские в Канаде, как правило, испытывают почти мгновенное разочарование. На первой стадии они видят грязь, бездомных людей, которых часто называют «шпаной», местных людей, которых тоже называют «шпаной» и путают с бездомными, и полное отсутствие какой бы то ни было культуры. Это еще не ненависть, это всего лишь глубокое презрение. Ну, мгновенное разочарование.
Видят, конечно, и пару хороших вещей. Во-первых, цветочки везде. По бульварам, в парках. И конечно, никто, кроме новых иммигрантов, не крадет их. И еще видят, что все так расслаблены, и поэтому местные одеваются как бомжи. И нравится, действительно, расслабленность, нравится отсутствие стресса, нравится тишина. Но это более или менее все. Это первая стадия.
По мнению «ОНИ», вторая стадия включает в себе то, что называют «культурный шок». У кого он сильнее, у кого слабее, обычно, зависит от того, насколько сильную испытывали эйфорию. Так как русские, по нашему мнению, испытывают шок сразу под видом разочарования, вторая стадия бывает всего лишь продлением первой. Но так как она длится достаточно долго, она отличается все-таки от шока, испытываемого на первой стадии. Бывает она более утонченная, более открытая. Если на первой стадии боялись открыто признаться в недоумении, то на второй уже переходят на бранные слова.
И тогда, по мнению «ОНИ», начинается третья стадия, с полной ненавистью и разочарованием. Хочется домой. «Какого черта мы здесь торчим? Нас не любят, мы их не любим, и т. д…. Безумные они все. Ходят в кедах без носков. Об утюгах никогда не слышали. Бабы не знают свое место, феминисты какие-то разъяренные правят балом. Мужиков настоящих нет, все какие-то геи. Не стригутся, не бреются. Штаны не могут правильно поднять, все висит возле колен, как у черных. Это явные признаки безумия. Избалованные эти западные люди. Шашлыки не делают, только гамбургеры да гамбургеры. Избалованные. Да и сколько здесь китайцев».
И все это, уверяют в «ОНИ», вполне обычное дело. Это не только неизбежно, это нужно и закономерно. Бывает это у всех. У самих китайцев, у корейцев, у египтян, у всех. Ничего для науки здесь нового нет. Об этой третьей стадии давно знают. Только не знают о ней новые иммигранты. Приезжают и не подозревают. Об этом никто не говорит заранее. И это, я считаю, стыд и срам для канадского государства. Они просто обязаны предупреждать. Поэтому я и пишу. Будьте подготовленными к третьей стадии. И будьте готовы на ней буксовать.
Да говорят, что часто буксуют на ней. Что значительная часть иммигрантов не может ее проехать до самой смерти. Только маленькая, заветная часть достигает четвертой стадии – стадии смирения. Чаще всего совсем не могут смириться с участью. И до пятой стадии, до тихого довольствия, уж точно не доходят. И почему – плечами пожимают, хмурятся. Не знают точно. Ну, трудно привыкнуть к новой культуре. Где родился, там и пригодился. Если в детстве ели манную кашу и любите часто об этом говорить с другими, кто тоже ел манную кашу, чего вам делать в стране, где едят бекон с кленовым сиропом на завтрак и по настоящему любят только гамбургеры? Где крокодила Гену не знают и смотрят только плохие мультики Дизни? Но самое обидное, на мой взгляд, это то, что канадское государство молчит. Вроде знают, что не понравится никому, но молчит. Может, потому, что, как ни странно, учитывая все обстоятельства, никто не уезжает. Остаются мучиться, бедные страдальцы. И решает государство, что все довольны, раз не уезжают. Но это не так. Хотя действительно хотелось бы знать: почему не уезжают?
Рабби Бернс и Вечное Шотландство
25 января. Саскатчеван, место нашего изгнания. Мне десять лет. Падает снег крупными снежинками. Солнце садится. Стоит мороз крещенский. Я весь трясусь но не от холода. Сидит отец мой возле камина и улыбается.
– Паренек, – говорит, улыбаясь еще пуще – поздравляю, черт возьми! Сегодня ты станешь мужиком. Первый раз сыграешь на Бернс Дай. Играй на славу. Не забудь клан Макаули, да и Камбел. Ну, и для этих негодяев из Клана Камрэн тоже сыграй разок, на фиг. Шотландию не забудь.
А как. Забыть-то я конечно не собирался, если бы и мог. С детства меня поднимает отец в четыре часа ночи, дышась тяжело со сильным запахом односолодовой шотландской гордости, и выводя на кухню заставляет меня петь песни Клана Макаули и Клана Камбел. И заканчивалось всегда тем что заставляет меня клясться умереть ради Шотландии, что и всегда охотно делал. Умереть-то ради страны которую никогда не видел я готов был, даже в десять лет. А сыграть на вечер Роберта Бернса – куда страшнее. Потому что если паршиво сыграешь – захочешь сдохнуть, да тебя не возмут в рай и придется тебе всю жизнь ходить с башкой опушенной от понимания того что изгадил день памяти вечного поэта.
Приехали на место. Через окна видны мужики в кильтах. Волынщыки курят и разминаются. Мы входим в зал, где накуренно и в тоже время как-то свежо. Легкий запах потрохи смешается с тем самым односолодовым виски. Запах счастливого канадско-шотландского детства. Запах вечного поэта Рабби. Запах сразу выбил из меня страха. Клин клином. Я сыграл на славу. Для Клана Макаули. Для Клана Камбел. Даже для тех негодяев из Клана Камрен которые, как уверял отец, всегда спирали наши овечки и коровы зимой. Но паче всего сыграл для Рабби, бедного да честного шотландца, как мы все, черт возьми. «Был честный фермер мой отец, он не имел достатка…»
Пятнацать лет прошли с того дня, и много изменилось в моем понимании жизни и самого вечного поэта. Вот, 25 января. Стою я в подъезде на второй балтийской улице в москве, пиво пью с пацанами и пытаюсь объяснить суть этого изменения Кольке и Грише. Ване по барабану, ему можно и не объяснить.
– Да я не говорю, – говорю, – что Маршак плохо перевел стишки, просто другой дух получился, понимаешь? Ну, вкус-то другой. В оригинале он не серьезный, он вообще шут, понимаешь, издевается, а вот у Маршака получился какой-то пафосный образ патриота. Это непременно есть, есть. Но настоящий шотландский патриот – издевается над пафосом, понимаешь?
Но Колька не впечатлен. Он вобще не верить что Бернс шотландец, и думает, кажется что писал на русском языке.
– Да че ты гонишь!? Бернс – поэт Советского Союза, Бернс наш, – говорит, и убегает в киоск за бутылкой портвейна как бы слыша слова самого Рабби «Вина мне пинту раздобудь…»
– Да, – хочу сказать, – Россия родина слонов, я понимаю, – но Гриша меня перебивает. – А ну-ка, стишок какой-нибудь помнишь в оригинале, раз он не наш?
– Ей Богу!– говорю, – сейчас получишь в оригинале, блин. – И начинаю я читать первое что приходит в голову. – Fair fa» your honest, sonsie face, great chieftain o» the pudding race! Aboon them a» yet tak your place, painch, tripe, or thairm…
– Че-че?! Че это значит?!
– Да пес его знает. Не на английском же он писал, а на смесь шотландского с английским. Вот. Да знаешь, Маршак молодец, но мне кажется что для того чтобы правильно передать всю глубину путаницу, он должен был перевести на смесь русского с украинским.
– То есть, если бы он не был советским писателем и не писал на русском в оригинале…
– Ну да, конечно.
Православие и Вилли Валлас
Когда бываю в штатах всегда ожидаю неожиданное. Такая уж страна. в своей непредсказуемости штаты похожи на россию. Кто-то всегда стреляет в меня из-за какого-то нелепого угла.
